О проблемах сохранения абхазского языка, о целях и задачах ВААК, о своем видении работы Конгресса рассказал в интервью экс-министр иностранных дел Абхазии, член Высшего совета ВААК, доктор филологических наук, профессор Вячеслав Чирикба.
Член Высшего совета ВААК, экс-министр иностранных дел Абхазии, известный филолог Вячеслав Чирикба дал инфопорталу ВААК интервью, в котором поделился своим видением проблемы сохранения национальных языков и путей ее решения, рассказал о роли Конгресса в этом процессе и, в целом, в деле объединения абхазо-абазинского этноса в мире.
Беседовал Саид Барганджия.
- Вячеслав Андреевич, в одном из своих интервью Вы сказали, что Конгресс работает для того, чтобы абхазо-абазинскому народу «перед лицом глобализации не раствориться, а сохранить свой язык и свою культуру». Расскажите, пожалуйста, подробнее о роли ВААК в деле сохранения этноса.
- Всемирный абхазо-абазинский конгресс – это организация, объединяющая всех абхазов и абазин, живущих в мире, главное родовое гнездо которых, конечно, Абхазия. Главный Кавказский хребет разделяет абхазов и абазин, которые, в основном, живут в Карачаево-Черкесии. Море разделяет нас с абхазо-абазинской диаспорой Турции. Есть наши братья в Сирии, Иордании, Египте, Америке, Австралии и странах Европы. Эта огромная, по нашим масштабам, диаспора, нуждается в том, чтобы ее связать воедино, в единый организм.
И наша главная цель – сохранить единство народа. Абхазо-абазинский народ - это единый этнос, у нас единый язык. Необходимо связать нас, все поколения, и, перед лицом глобализации, которая всех «катком перемалывает», включая и большие народы, сохранить свое этническое лицо, сохранить главные ценности традиционной культуры, суметь передать их нашим детям. Вот главная цель нашей деятельности, я думаю.
- Как ее достигнуть? Какую роль в вопросе единения представителей абхазо-абазинской диаспоры может и должен сыграть Конгресс?
- Сейчас есть новые средства коммуникации, интернет. Конечно, и сама глобализация – мощнейший механизм связи между людьми со всех континентов. Я думаю, что все это нужно использовать для того, чтобы поддерживать контакты, укреплять их, создавать площадки, группы, которые бы собирались, в том числе, по профессиональным интересам. Нужно встречаться на различных культурных мероприятиях. Все это можно организовывать даже через континенты, а лучше, конечно, общаться лично. Такие встречи проводятся и в Абхазии, и в КЧР, и в Турции. Надеюсь, когда ситуация в Сирии и Иордании стабилизируется, встречи будут проводиться и там.
Главная цель нашего этноса - сохранение самого этноса. Демографический аспект играет одну из главнейших ролей. Нас мало, и, чем нас меньше, тем мы слабее. Нас должно быть больше, мы должны быть сильнее как этнос.
Второй аспект – это язык, абхазский язык, абазинский язык, наш общий абхазо-абазинский язык. Мы разделились где-то в средневековье, но все-таки сохранили взаимопонимание. Ситуация [в части сохранения языка] угрожающая. Изменить ее - тоже одна из целей Всемирного абхазо-абазинского конгресса.
- Из исторического опыта известно, что народ чаще всего повторяет судьбу своего языка: исчезает язык – следом исчезает народ. Мы часто слышим о том, что абхазский язык теряется. Насколько это близко к реальности?
- Перед нами пример убыхского языка. Убыхи – народ, родственный абхазам и адыгам, который жил в Сочи, недалеко от нас. Их уже там нет, языка там нет, остались только старинные названия мест. Но даже в Турции, где убыхов немало, около 15-20 тысяч, никто не знает убыхского языка. Отдельные слова [лишь] знают. Я почти все села объездил. Это, конечно, очень печальный пример.
К сожалению, наблюдается тенденция, что за [убыхским] могут последовать и другие родственные ему языки, абхазский и абазинский, прежде всего. Например, с кабардинским языком ситуация намного лучше, потому что больше на нем говорят, а вот в Адыгее с родным языком ситуация тоже довольно сложная.
Мы провели исследование, которое показало грустную картину. В начальных классах во всех школах Абхазии от Гагры до Ткуарчала и Очамчыры, и во всех городских детских садах количество детей, знающих родной язык, не больше 30 процентов. Что это означает? Это означает, что родители не передают свои знания, хотя они знают язык очень хорошо. Большинство родителей не предают язык детям, так как они считают, что он им уже не нужен. То есть, государственный язык в Абхазии абхазам уже «не нужен». Это парадокс, трагический парадокс.
Через 20 лет эти дети подрастут, и получится, что большинство абхазов уже не будут говорить на абхазском языке. Нужно будет ездить по селам, как мы сейчас ищем каких-то сказителей, искать тех, кто хорошо знает абхазский язык.
ВИДЕОВЕРСИЮ ИНТЕРВЬЮ СМОТРИТЕ ЗДЕСЬ >>
- Есть ли опасность, что в относительно ближайшем будущем абхазский язык может перестать звучать навсегда?
- Это реальная перспектива для абхазского языка, если ничего сейчас не сделать. У нас есть 10-15 лет, чтобы ситуацию изменить. Все еще можно повернуть вспять. Есть в мире примеры, когда очень успешно были проведены языковые программы, и ситуация намного улучшалась. Язык даже начинает экспансию обратно, в те районы, где он уже вымер. Так случилось в Басконии, Каталонии и Уэльсе.
К сожалению, [в Абхазии] остро стоит вопрос, насколько эффективны действия наших официальных структур, Министерства образования, скажем. Я знаю очень мало людей, которые выучили абхазский язык в абхазской школе. В основном они там [только] забывают его.
К примеру, мои дети знали абхазский язык очень хорошо до детского сада. В детском саду они стали «двуязычными», то есть, активно начали говорить еще и на русском, а в абхазской школе они стали одноязычными и перестали говорить на абхазском. Это означает провал всей системы образования абхазского языка. Провал! И самое поразительное, что все с этим смиряются, [хотя] существует целое министерство.
Я не говорю о сегодняшнем дне, это ведь ситуация последних 20 лет. Все очень неэффективно, очень устарело, но у людей нет ни желания, ни знаний, как ситуацию изменить. Они смотрят на детей, которые говорят только на русском языке в массе своей, и это их вполне устраивает. Я считаю, что государственный язык должен быть государственным по существу. У нас есть и Закон об абхазском языке, который был введен в действие в 2015 году и который все нарушают. Я убежден, что нынешняя система образования на абхазском языке устарела, безнадежно устарела, она уже не отвечает [современным] запросам.
- Как изменить ситуацию? Что нужно делать?
- Нужно создавать новую методику и новую систему образования на абхазском языке. Сейчас над этой проблемой работает несколько групп. Мы изучаем опыт зарубежных стран, в том числе, тех, о которых я говорил. Я думаю, что, если будет подготовлено несколько программ – абхазский язык в детском саду, в начальной школе и в средней школе, если внедрить их сначала на экспериментальном уровне, затем уже на общегосударственном, то можно будет говорить о том, что судьба абхазского языка стала более перспективной. То же самое касается и абазинского языка, конечно.
Проблема заключается в том, что дети, которые поступают в детский сад или школу, даже хорошо знающие язык, сталкиваются с тем, что их сверстники не знают родного языка. Поэтому они переходят на язык большинства, то есть, на русский.
Видимо, придется на каком-то этапе сделать раздельные группы – знающих и не знающих язык. Тех, кто не знает, обучать государственному языку с нуля, как иностранцев. Другого выхода нет. То есть на каком-то этапе [осуществлять] две методики, а потом уже все это должно слиться в единую программу обучению языку. Вообще, абхазский язык должен быть языком абхазского государства – парламента, президентской администрации, высших чиновников, документации.
- Каким вы видите путь сохранения абхазского языка с помощью работы Конгресса?
- Я думаю, что как раз Конгресс очень может помочь, поскольку он объединяет людей со всех континентов практически. С его опытом, очень прогрессивным, с его связями и контактами, думаю, Конгресс может сыграть большую роль. В частности, также в части финансирования каких-то программ. Это уже происходит, и, мы надеемся, будет происходить.
Если мы поймем эту задачу как общенациональную, как задачу всех абхазов и абазин, то тогда сохранить родной язык обязательно получится. А если будем действовать спонтанно, совершать какие-то [лишь] точечные действия, считаю, что ничего не получится. Проблема системная, комплексная, она требует финансирования, больших усилий, больших коллективов. Если это все организовать, а это можно организовать и даже нужно организовать, тогда у нас все получится.
- Есть мнение, что в абхазском языке утеряно много слов, которые сохранились в абазинском, и наоборот. Так ли это? Если так, то, возможно, унификация алфавита была бы одним из факторов сохранения наших языков?
- То время, когда и в Абхазии, и в КЧР абхазы и абазины пользовались латинским алфавитом, шрифтом – это было советское время, тогда у нас был единый алфавит. Это продолжалось около 10 лет, затем абазинский перевели на русскую графическую основу, а абхазский – на грузинскую, и тогда мы разошлись. Потом вернулись к русскому шрифту в 1954 году, после смерти Сталина.
Но проблема в том, что, хотя и абазинский, и абхазский алфавиты основаны на русской графической основе, принцип их построения совсем противоположный. Поэтому единый алфавит – не такая простая задача. Надо менять все коренным образом, либо переходить на один из алфавитов, абхазский или абазинский, либо создать третий алфавит. Может, это даже будет лучшая идея – создать третий алфавит, решив, на какой основе.
Я, кстати, недавно внес [в этой связи] свое предложение. Сейчас публикую свой проект алфавита на латинской основе, который объединял бы также и нашу диаспору. Они (представители зарубежных диаспор – прим. ред.) привыкли к латинскому алфавиту. Но также нужен и проект на основе кириллицы, чтобы специалисты, а также общественность, педагоги, писатели, ученые обсудили эти проекты, может быть, пришли к какому-то общему выводу. Возможно, [нужно создать] даже параллельно существующие алфавиты. Я беседовал об этом в свое время с Владиславом Григорьевичем Ардзинба, и он сказал, мол, есть же Молдова, молдавский язык – и на кириллице и, параллельно, на латинице. Можно сделать и так. Название мест, какие то тексты предлагать на двух алфавитах, чтобы представители нашей диаспоры – а их большинство, [потому что] абхазов и абазин больше в Турции, чем в Абхазии и в Черкесии – приехали сюда и чувствовали себя дома, понимали, что написано на вывесках.
Я думаю, эта задача хорошая, объединяющая наш народ. И Мусса Хабалевич Экзеков поддерживает ее. Посмотрим, как воспримет общественность, наши писатели, ученые. То есть, пока не заменять алфавит, а создать проект общего алфавита на латинской основе и на кириллице, и попытаться пользоваться ими в каких-то определенных целях, параллельно.
- Как бывший министр иностранных дел, который много лет работал в направлении признания Абхазии другими странами, считаете ли Вы, что деятельность Конгресса может способствовать этому процессу, а также формированию положительного имиджа Абхазии за пределами страны?
- Одна из главных проблем непризнания Абхазии – это незнание реальной информации. Никто в мире не знает, где находится Абхазия, по крайне мере, знает очень мало людей. Сейчас, конечно, больше, чем раньше. Сейчас есть Интернет, люди многое изучают, больше туристов приезжает в Абхазию. Но, тем не менее – не знают нашу позицию.
Посмотришь Википедию – знают грузинскую позицию. Кстати, тот факт, что нет абхазской Википедии на абхазском языке, тоже о многом говорит. Функция языка не используется в принципе, включая и пространство Интернета. Информация об Абхазии на английском языке, в основном, негативная, на русском – еще ничего. На немецком, французском, итальянском, голландском очень много негатива. Это большое поле деятельности для нашей диаспоры и для Конгресса, чтобы ситуацию изменить, буквально сделать так, чтобы было больше позитивной информации об Абхазии, реальной, правдивой информации. Это нам под силу.
- Вот, главный вопрос – как ситуацию изменить?
- Это не такое дорогое дело на самом деле. Я думаю, что сайт Конгресса уже начал вести эту работу. Он «говорит» на разных языках, и это уже это большой шаг вперед. Кстати, когда я работал в МИДе, мы [тоже] сделали наш официальный сайт на шести языках. Мы даже думали о китайской версии. Так что здесь очень много работы, очень большой резерв.
Кроме того, важна именно лоббистская деятельность наших людей во всем мире. В Турции работа в этом направлении проходит наиболее успешно. В Турции я бывал с 1991 года. Это была [тогда] довольно спокойная восточная, такая, «полусонная» страна.
Сейчас это динамично развивающееся государство, очень современное во всех отношениях. В то время, когда я [в 1990-е годы] там бывал, очень мало молодежи из нашей диаспоры шло в университеты, а общался я со многими. Сейчас – масса. И уже выпускников [вузов] много, и они идут в правительство, в армию, в парламент, в научные и образовательные учреждения – наши люди, наше лобби, можно сказать. Они оказывают большое влияние на отношение к Абхазии в Турции. Сколько раз там бывал – отношение очень позитивное на всех уровнях, не только на уровне народа, но и на уровне правительства и различных партийных сил.
Конечно, Грузия тоже активно работает в Турции, и это фактор очень важный. Пытаются даже в нашей диаспоре работать. Но, все-таки, нас там больше, и наша правда там сильнее ощущается, чем грузинская. И я думаю, что это огромный резерв для Абхазии. Есть и Иордания, там прекрасно работают организации – черкесская, абхазская, абазинская. С ними уже есть постоянные связи, контакты.
Вот сейчас дай Бог, чтобы мир восстановился в Сирии, есть уже позитивные знаки того, что война заканчивается. Наша диаспора и там, черкесская, абхазская, абазинская. В Европе очень много абхазов, адыгов, абазин. В Германии тысяч 15-20 абхазов, в основном из Турции, конечно, из Сирии. И вот нужно все усилия объединить воедино.
Это сейчас происходит под умелым руководством Муссы Хабалевича Экзекова. Ведется энергичная работа молодежи. В Конгрессе работают Кан Тания, Инар Гицба, Инвер Алшундба и Темур Реквава, там очень много ребят, прекрасных ребят, с которыми я работал МИДе. Это прекрасные специалисты-международники, знающие языки, знающие абхазский язык хорошо, очень многое знающие о международной политике. Я думаю, что работа идет очень энергично. Я просто радуюсь, глядя на них, и надеюсь, что все это очень скоро принесет свои положительные плоды.
войти или зарегистрироваться.